Артур Сумароков 2015, Nov 21

Порой происходит так, что те или иные социальные страхи охватывают не определенную группу людей, объединённых статусом, общественным положением, вероисповеданием, общими интересами, чем угодно в сущности, но целые государства, претендующие или ранее претендовавшие на пьедестал сверхдержав. Наиболее примечательны в этом смысле времена Холодной Войны, когда народы США и СССР одинаково боялись ядерной зимы, плодя попутно вокруг себя неистребимую и неизлечимую ныне паранойю ко всем, кто был не такой, чересчур выделялся из серой толпы, этого сомнамбулически дьяволического легиона, имя которому Государство. С распадом Союза страх быть превращенными, говоря словами известного нынешнего пропагандиста, в радиоактивный пепел ненадолго отступил, но эта общемировая в целом и общегосударственная в частности политика внедрения страха в социум(а это равно одинаково касается не только Штатов и России, но даже самых захудалых государств в районе земного седалища) стала более универсальной. Границы страха размылись о берега теперь уже множественных геополитических интересов, страх перед ядерной смертью видоизменился в страх перед внешним врагом, которым порой могла оказаться как совершенно миролюбивая, но застрявшая костью в горле страна, так и демонизированная до предела авторитарная и закрытая. Казалось бы при чем здесь фильм «Падение Олимпа» 2013 года? Под обложкой этого весьма непритязательного, мускусно-маскулинного и карикатурно-прямолинейного боевика с отчетливым гнилым душком бэмувишности, вторичности и подчас необоснованного ура-патриотизма едва ли таится, скромно прикрывшись, двойное дно, несколько меняющее изначальное восприятия фильма Антуана Фукуа как типического образчика фильмов, беззастенчиво созданных по формуле «пришёл, увидел, спас, убил». Никаких шагов влево или вправо, всем персонажам «Падения Олимпа» не дано возможности даже раскрыться, ибо они вобрали в себя всю существующую архетипичность. И существуют они не в декорациях реальности, а в художественном пространстве тотальных шаблонов, в той бесстрастной зоне первичного восприятия, где есть лишь чёрное и белое, и даже не серое. Финал предумышленно лишен интриги, но только режиссёр, даже в рамках незатейливого подмакклейновского экшена, отказывается от привычного языка цензурной стерильности, накачивая фильм по мере возможности веселым мясным аттракционом разной степени реалистичности. Американский дух пахнет не ароматом кофе по утрам, а порохом и кровью, и современный американский герой лишь на треть схож с Суперменом с тугим хозяйством. Ему скорее близок Крис Кайл или, допустим, сугубо копиистический суперМайк Бэннинг из «Падения Олимпа», головорез, не считающий себя таковым. Хотя это уже характерная ролевая модель во всех амбициозных государствах мира. Защитник национальных интересов едва ли должен гнушаться самых неоправданных методов воздействия. Но фильм Фукуа примечателен ещё и тем, что в картине в образе внешнего врага представлена не Россия и даже не Ближний Восток, а Северная Корея, чьё место на политической карте неоправданно завышено и порой самими же глашатаями идей Чучхе пропиарено нарочито по чёрному, ибо нет лучшего способа заставить народы трепетать перед тобой, чем создать образ страны, лишенной любого признака гуманности. И хоть подобную смену геополитических страхов (как оказалось, очень временную) в картине можно списать на случайность, так или иначе, но из подобных случайностей произрастают в дальнейшем закономерности, подпитывающие агитпроп. Страх перед закрытой КНДР в фильме объективно перерастает в страх и перед КНР, дышащей в спину США, фетишизирующих своим статусом гегемона, и перед всей азиатской ментальностью, культурой, искусством, все более и более проникающими в западный, а значит и американский мир. Хаос вымышленный, апокалиптически разрушительный, кровавый до некоторой абсурдности, показанный в фильме, синонимизирует хаосу реальному, управляемому, который США, Россия и прочие страны со своими сферами влияния создают в мире современном. Оттого «Падение Олимпа» при всей своей неброскости обладает непривычной двусмысленностью, ведь здешний звездно-полосатый Олимп и бывшая когда-то коричневая Олимпия тоже казались незыблемыми, вечными колоссами новых империй. Но раз упала в бездну адову Олимпия, придёт конец и современному Олимпу, где бы он в данном случае не находился.